А посмотрев на труп молодого Катона, подумал: «Хороший знак. Теперь мир точно никогда не получит Римской империи». Все еще ошарашенный от того, чью жизнь они только что забрали, Федор встал. Отбросил римский меч и разыскал глазами свою фалькату. А когда нашел, вновь вложил ее в ножны. Выжившие охранники собрались вокруг него. «Вот тебе урок, Чайка, — сказал он сам себе, глядя на горстку пехотинцев, — не оставляй штаб без прикрытия. Сам виноват, нечего было всех на штурм отправлять».
— Куда собрался? — поинтересовался Леха, подъезжая к нему на коне, — может, подбросить до центра?
Федор невольно рассмеялся. Он ждал скифов, но в глубине души и не надеялся, что пришлют именно Ларина. Оттого ему было еще радостней. Но радость встречи отравляло только беспокойство о Юлии и ребенке, которые были все еще в руках Марцелла.
В этот момент у штаба появились гоплиты Евсида. Один из них приблизился к Федору и, поглядывая на скопление неизвестных всадников, посматривавших на него недобрыми глазами, вполголоса сообщил:
— Мы окружили дом, в нем заперт Марцелл и он требует вас. Евсид ждет.
— Вот уж точно, судьба, — проговорил Федор, разыскивая свой шлем, который слетел с головы во время бегства от Катона.
Разыскав и надев шлем, он вновь посмотрел на мертвое тело несостоявшегося разрушителя Карфагена и произнес, глядя на своего друга:
— Эх, Леха, если б ты только знал, какую услугу оказал сейчас Карфагену!
Ларин выпрямился в седле, с непониманием посмотрел на убитого им римского катафрактария, и ответил:
— Да брось ты, сержант. Обычно дело. Я просто спасал тебе жизнь.
— Тогда двигай за мной вместе со своими бойцами, — вновь стал серьезным Федор, разворачиваясь в сторону центра, — осталось закончить последнее дело. Самое важное.
Это действительно был особняк Марцелла. Новый удар пехотинцев Федора Чайки оказался победным и мгновенно выбил римлян с занимаемых позиций. Правда, ему самому едва не стоил жизни. Легионеры отступили к центру города. Особняк, откуда все это время руководили обороной квартала, остался на захваченной финикийцами территории. Приблизившись по камням мостовой, Федор разглядел, что шикарное трехэтажное здание находилось в окружении небольшого парка, который мог себе позволить в Риме, только очень богатый человек. Охранявшие дом легионеры сражались до последнего, но погибли почти все. Дом был окружен гоплитами Евсида, подоспели и пехотинцы Чайки, но греки не пускали их в дом.
— Что случилось? — спросил Федор, появляясь у входа в сопровождении солдат и скифских всадников.
— Мы захватили дом, — проговорил Евсид, отводя Федора в сторону, чтобы остальные не слышали их разговора, — но Марцелла я не смог захватить. Он заперся на втором этаже вместе с несколькими легионерами и крикнул мне, что у него твоя семья. Он знает, что ты здесь.
— Чего он хочет? — напрягся Федор, поднимая глаза к окну, в котором маячил римский легионер.
— Поговорить с тобой, — ответил Евсид, — поэтому я отложил штурм.
— Благодарю, — ответил Чайка, — ты правильно поступил.
В сопровождении Ларина он поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж со странным ощущением спокойствия, словно уже избавился ото всех проблем. Приказав солдатам оставаться на местах и не вмешиваться, Чайка постучал в дверь.
— Ты хотел меня видеть, — сообщил он Марцеллу, — я здесь.
Тяжелая дубовая дверь в парадный зал приоткрылась.
— Заходи один, — крикнул ему Марцелл, из дальнего конца зала, — нам нужно решить наши дела. Если кто-нибудь попробует войти с отбой, я убью свою дочь. Ты знаешь, мне терять нечего, я смерти не боюсь, а вот тебе…
Федор вздрогнул при этих словах.
— Я с тобой пойду, — прошептал Леха на ухо другу, но Чайка сделал отрицательный жест рукой.
— Это мое дело, — ответил он, — я справлюсь.
— Удачи, сержант, — напутствовал Ларин друга, поняв, что препирательства бесполезны, — если что, я рядом.
Когда Федор вошел в зал, где все было разгромлено, то дверь за ним сразу же захлопнулась. За спиной возник легионер с коротким мечом, приставив его к спине Чайки. Седовласый Марцелл, в белой тунике и накинутой поверх нее тоге, украшенной пурпурной полосой, находился у дальней стены, сидя на раззолоченной скамье. Рядом с ним, сидел бледный Бодастарт, боясь шелохнуться. Юлия была в двух шагах, ее привязали к креслу так, что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, изо рта у нее торчала цветная тряпка. Она лишь замычала и задергалась, когда Чайка появился в зале. Рядом с ней находилось еще двое легионеров, один из которых поглядывал в окно.
Увидев Юлию в таком состоянии, Федор едва не потерял самообладание, сделав шаг вперед. Марцелл схватил свой меч, лежавший у него на коленях, и приставил лезвие к горлу Бодастарта.
— Еще шаг и я убью твоего щенка, — пообещал он, — а потом и ее.
— Тронешь его, и я тебе горло перегрызу, — тихо пообещал Федор, останавливаясь.
— Избавь его от оружия, — приказал Марцелл головорезу, стоявшему за спиной вошедшего.
Легионер отстегнул от пояса фалькату и бросил ее на пол. Тяжелый клинок с грохотом упал, заставив Бодастарта дернуться, а Федора вздрогнуть, — на шее у его сына появилась тонка алая полоска после того, как он коснулся приставленного к горлу меча.
— Царапина, — успокоил его Марцелл, чуть отодвигая меч, и злобно хохотнул, — парень слишком нервный. Боится своего деда.
Увидев кровь на горле сына, Юлия застонала и лишилась чувств, а Чайка едва не закипел, но сдержался, позволив лишить себя кинжала на поясе и второго, в ножнах на ноге. Теперь он был безоружен, если не считать узкого лезвия, перекочевавшего из его кожаных наручей в правую ладонь еще в тот момент, когда он входил в комнату.